Бумага зашуршала, когда она прижала ее к груди. — Спасибо тебе. Я прочту.

Я огляделся в последний раз. — Я лучше поеду. Если я не заставлю себя, я никогда не смогу сделать это.

Ее глаза снова наполнились слезами, но она кивнула.

Мне было больно видеть ее такой разбитой, но она выглядела так же, как я чувствовал себя внутри. Это было нелегко сделать.

Она схватила меня за рубашку, словно не давая уйти. Когда она наконец отпустила меня, я заставил себя сесть в грузовик. Если бы я ждал момента, когда уход будет правильным, этого бы никогда не случилось.

Хизер обхватила себя руками и отступила на пару футов, чтобы посмотреть, как я уезжаю.

Мне удалось завести грузовик, но я еще не мог двинуться.

Собравшись с духом и включив передачу, я нажал на газ и тронулся с места. В зеркало заднего вида я видел, как она закрыла лицо руками.

Это разбило мне сердце. Я не мог этого сделать. Я не мог уехать и оставить ее плакать на подъездной дорожке.

Вместо того чтобы дать задний ход, я припарковал машину на обочине и побежал к ней. Она удивленно посмотрела на меня, когда я поднял ее на руки и крепко прижал к себе.

Это было то, что я сдерживал в попытке не потерять свою силу воли.

Но выбраться из своего грузовика так, как я это сделал, было неправильно. Я пытался избежать этой боли, но она нуждалась в этом. Мне это было необходимо. Нам нужно было обнять друг друга — так долго, как это было необходимо, — в последний раз, прежде чем я исчезну.

Глава двадцать пятая

ХизерСЕМЬ МЕСЯЦЕВ СПУСТЯХизер, Пока я пишу это, я смотрю, как ты спишь. Ты выглядишь такойумиротворенной, и это очень иронично, потому что я знаю, что втвоей прекрасной голове крутится много путаницы — в основномпутаницы о нас, о том, как обстоят дела, что ждет нас в будущем. Ты, наверное, удивляешься, как я мог отпустить тебя послепрошлой ночи, как я мог уйти от чего-то, что кажется такимневероятно правильным. Пожалуйста, не принимай мой отъезд за неуверенность в тебе. Когда я впервые приехал сюда, то хотел помочь тебе всем, чемсмогу. Из-за своей вины я чувствовал, что должен искупить своипрошлые ошибки. Но ты помогла мне больше, чем я мог помочьтебе. Ты помогла мне увидеть хорошее в себе, увидеть себя таким, каким видишь меня ты. Ты принесла мне радость, которой я неожидал. Моя жизнь стала счастливее с тобой. В то же время я признаю, что у меня полно недостатков. Ясовершил много ошибок, когда дело дошло до моего брака, и хотя ячувствую, что научился на своих ошибках, я все еще не могу быть насто процентов уверен, что стану лучшим долгосрочным партнеромдля тебя, что я не облажаюсь снова. Несмотря на все эти страхи, яхочу быть тем человеком, которого ты заслуживаешь. Я хочу дать нам год. Ты же знаешь, как я отношусь к тому, что ты становишьсясамостоятельной, и ничто тебя не будет сдерживать. Это обрядпосвящения, и я думаю, что тебе нужно испытать его. Один год, Хизер. Поезжай в Вермонт. Выжимай из этого всё, черт побери. Наслаждайся своей свободой. Сосредоточься на учебе. Если попрошествии года ты все еще захочешь быть со мной и все ещебудешь чувствовать то же, что и сегодня, я буду рядом. Мы найдемспособ заставить всё сработать — чего бы это ни стоило — будь торасстояние или что-то другое. Я не хочу, чтобы ты чувствовала, что должна выбирать междумной и свободой, которую ты так чертовски заслужила. В этомписьме я сообщаю тебе, что если ты хочешь, чтобы я подождалтебя, я это сделаю. — Что ты читаешь?

Я подпрыгнула.

Моя соседка по комнате, Минг, испугала меня. Я даже не заметила, что она стоит в дверях.

Я аккуратно сложила листок бумаги и положила его обратно в ящик.

— Ничего особенного.

Я вытащила письмо, которое Ноа написал мне накануне отъезда из Нью-Хэмпшира, потому что сегодня мне его очень не хватало. Иногда мне нравилось перечитывать его и вспоминать лето, то время в его грузовике, когда мы занимались любовью всю ночь напролет. Я бы все отдала за одну ночь на озере, сидя на веранде и болтая с ним под луной, как мы привыкли.

Я пыталась дозвониться до него сегодня вечером, но не получила ответа. Сейчас было немного раньше, чем мы обычно разговаривали по телефону, поэтому меня не удивило, что он не взял трубку. У меня был долгий день, и я просто хотела услышать его голос. Его голос был теперь всем, так как я не видела его так долго.

— Что там на бумаге? — спросила Минг. — Ты можешь мне сказать.

— Это личное… просто то, что Ноа написал мне давным-давно. Ну, то, что кажется давным-давно.

Семь месяцев казались вечностью.

Дружба с Минг немного облегчила течение этого времени. Я была благодарна ей за это.

В самый первый день поисков квартиры в Вермонте, уставшая и по-настоящему тоскующая по дому, я остановилась в китайском ресторане ближе к вечеру. День был холодный и сырой. Помещение было совершенно пустым, но внутри было так тепло, а наверху играла чарующая китайская музыка для медитации. Мне казалось, что я попала в сон.

Появилась Минг и проводила меня к столику, где позже обслуживала меня. Совершенно изголодавшись, я заказала огромное блюдо пу-пу.

Она была в восторге от того, что я заказала всю эту еду только для себя. Я объяснила, что у меня был очень длинный, напряженный день, и я планировала съесть все это.

Поскольку место было пустым, Минг сидела напротив меня и с большим интересом наблюдала, как я поглощаю все, что передо мной.

Мы с ней разговорились, и я узнала, что ее отцу принадлежит ресторан, а также несколько квартир наверху в здании. Всё это находилось как раз за углом от кампуса. Минг жила в одной из квартир и тоже была студенткой университета. Когда я сказала ей, что искала квартиру весь день, она упомянула, что у нее есть дополнительная спальня. Остальное было историей. В первый же день я подыскала себе жилье вместе с близкой подругой — человеком с хорошим чувством юмора.

Неудивительно, что мое печенье с предсказанием судьбы в тот день гласило: "Ты только что съела кошку". Минг отвечала за печенья с предсказанием судьбы и сделала своей миссией положить внутрь самое смешное.

Она присела на край моей кровати. — Как поживает Горный Мужчина?

Я показала ей фотографию Ноа — небритого и одетого в одну из своих фланелевых рубашек, когда он работал у озера — и она немедленно дала ему прозвище.

— Я с ним сегодня не разговаривала. Я думаю, у него может быть поздняя съемка, — я вздохнула. — Я всегда волнуюсь, когда не могу до него дозвониться. Мне действительно нужно было услышать его голос.

Сегодня был полный отстой.

— Нет ничего, чтобы не решили чай и пельмени, — она подмигнула. — Мой папа только что сделал свежих.

— Звучит потрясающе.

Минг и я пошли на кухню и уничтожили все пельмени, которые она принесла. Я вероятно набрала пять фунтов с переезда к ней.

Минг подула на горячий зеленый чай. — Так что же случилось сегодня такого ужасного?

— Я думаю, что завалила свой экзамен по микробиологии — очень сильно. Потом на работе я вывалила на клиента целый поднос еды.

— Ой.

Я устроилась на работу в ресторан рядом с кампусом, который всегда был переполнен студентами колледжа. Там было куда более суматошно, чем на моем старом месте у Джека Фоули.

Я вздохнула. — Как прошел твой день?

— Мне кажется я перешла свою самую нижнюю грань сегодня. Я понюхала детский памперс пока сидела с ребенком.

Я со смехом откинула голову назад. — О боже. Я думаю, что так и есть.

Вскоре после того, как я переехала, я застала Минг в ванной, нюхающей белое порошкообразное вещество. У меня чуть не случился сердечный приступ, когда я подумала, что переехала к наркоманке.

Милая малышка Минг — кокаинщица? Так вот, оказалось, что это детская присыпка. Она усадила меня и рассказала мне все об этой странной зависимости, которая была у нее с детства. Ей нравилось нюхать детскую присыпку и иногда есть ее. Она даже снималась в документальном фильме о странных пристрастиях. Она показала это мне на YouTube, когда я сидела ошарашенная. Из-за моих разговоров во сне и ее одержимости детской присыпкой мы стали настоящей командой. Однако мы не осуждали друг друга и ценили наши странные привычки как то, что делало нас уникальными. Кроме Крисси и Марлен, с которыми я теперь общалась лишь изредка, у меня было не так уж много близких подруг, поэтому я ценила дружбу Минг. — Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, правда? — спросила она. — Типа, больше, чем Джонсон и Джонсон?